Споры о пятнышках:

Кате двадцать лет, а Вите — тридцать семь. Они вместе полтора года и скоро венчаются. «У нас есть, конечно, разногласия. И политические, и религиозные, но проблем из-за этого не возникает. Как у любых нормальных людей, умеющих говорить через рот, слушать через уши и понимающих, что всё суета сует и томление духа», — говорит Катя.

Важные вещи

Чтобы познакомиться поближе, до начала интервью мы попросили героев
рассказать о вещах, которые им дороги. Это предметы, которые они создали вместе, любимые общие вещи или то, что напоминает им друг о друге.

Ниже герои рассказывают о том, как они справляются с напряжённостью во время споров, о чём они чаще всего дискутируют, и в чём их мировоззрения сходятся.


О спорах

Катя: В зависимости от моего настроения, от моего состояния я реагирую на такие споры по-разному. То есть, если я устала, это может вызвать раздражение, например. Ну, потому что я банально не в ресурсе сейчас спорить или в принципе разговаривать. Когда у меня всё хорошо, и у меня хорошее настроение, то это, в первую очередь, азарт спора.
Если я сначала во время разговора раздражаюсь, а потом понимаю, что у меня просто нет ресурса, я об этом говорю. Либо вот это существо [Витя] по моей раздражительности понимает это сам.

Витя: Мы просто восстанавливаемся, и, если интересно, возвращаемся потом.

Катя: Ну да. Я, например, могу вспомнить о нашем разговоре через два дня и такая «О, у меня ещё один аргумент на эту тему!».
А если что-то действительно задевает, то это также подвергается обсуждению. То есть, это достаётся наружу, и мы изучаем это вместе. «Так, у меня вот здесь, вот здесь вот ёкнуло. Вот ты вот это сказал, я вот так вот прореагировала». Но из-за нижайшей скорости моего ментального метаболизма не всегда получается это ухватить сразу. Я такая «Так, вот чёто вот тут вот прям зачесалось, и прям вот, вот вообще всё, обижаюсь». Походила-походила, подумала, но сначала всё это обработала в себе. Пришла к какому-то выводу: «А, вот это отсюда, вот это отсюда». И потом иду вот туда [показывает на Витю] и рассказываю: «Вот, прикинь, как я тут среагировала, вот так-то». Ну, и дальше либо посмеёмся, если меня уже отпустило, либо просто ищем какой-то выход. Но вообще очень, очень помогает просто сказать об этом. То есть, не копить в себе.

Витя: Я думаю, нам помогает высшее образование и жизненный опыт.

Катя: А мне кажется, темпераменты тоже большую роль играют.

Витя: Темпераменты, но и от высшего образования зависит. Когда у тебя хорошее образование, тебя учили, допустим, в хорошей школе, если тебе повезло, или в университете, одним из приёмов обучения там является дискуссия. Ты вынужден учиться слушать, говорить, аргументировать, доказывать свою точку зрения. По крайней мере, у нас много так было построено. Мне всегда нравился такой подход… Дискуссионный. Любовь к самой дискуссии как форме общения, познания.

Катя: Помню, я что-то тебе заливала про рэйки* (сноска: восточное эзотерическое учение, практика исцеления засчёт наложения ладоней), и ты что-то сказал… У тебя [оборачивается на Витю] возник вот этот вот аргумент, что «религии — это атавизм»… И у Вити пошёл уклон в сторону науки, ну и в общем-то позиция такая пронаучная. А я автоматически, значит: «чё это, подожди!», — начала защищать все эти религиозные течения. И мы с тобой прям несколько дней радостно на этом месте — кстати, очень спокойно — спорили. Это дебаты, но они начинались именно с какого-то эмоционального всплеска. Возможно, это была Витина любимая провокация. Потому что этот товарищ [показывает на Витю] очень любит провоцировать, он у нас трикстер.

Витя: Да, мне нравится [провоцировать], это мой способ взаимодействия с миром, я давно этим занимаюсь. Я, на самом деле, психолог по образованию, социальная психология. И один из любимейших вообще психологических приемов, которые мы изучали на экспериментальной психологии в частности — это был приём психологической провокации. Мне он настолько понравился ещё в университете, что теперь в принципе таким образом зачастую взаимодействую с миром.
Ты [при провокации] можешь не верить в то, что ты говоришь. Или не считать это серьёзной вещью, но ты просто занимаешь эту точку зрения, эту позицию, и пропихиваешь, и смотришь, как человек реагирует. Когда-то я осознанно это делал, когда учился: ставил себе цели, задачи, потом «что у тебя получилось», наблюдения, естественно. Потом ты из этого всего какие-то выводы делал, сравнивал с поставленной целью что-то выяснить, ну и так далее, весь этот методологический научный подход к эксперименту. Провокация тоже является экспериментом — под разными соусами, но в принципе да. В какой-то момент это стало довольно удобной формой моего взаимодействия с миром. Ты как бы провоцируешь людей, но... Ну, то есть, со всеми подряд встречными-поперечными — я так не делаю. За мной бывает, конечно, но в основном ты проделываешь это с друзьями, с более-менее близкими людьми, которые так или иначе меня знают. Таким образом получше узнаешь человека.

Катя: Да, мы [в плане провокации] вообще два сапога валенки, в общем-то.

Витя: Есть разногласия и в политике. Мы с Катей на эту тему когда-то спорили, вели диалог. Но сейчас перестали к нему возвращаться, потому что я теперь понимаю, почему для Кати всё наоборот. У неё хороший пример для сравнения с нынешней властью.

Катя: Я уроженка Украины, и меня вот, знаешь, прямо более, чем всё устраивает в России.

Витя: А я полгода, чуть больше, прожил в Америке. Но, если бы я жил всю жизнь в Америке, меня бы наверняка не устраивало что-то в США; если бы всю жизнь прожил в Норвегии, политическую систему которой люблю, возможно, мне бы вообще не нравилось, что я 68% налогов отдаю из заработанных денег. То есть, это… Это политическое, но больше из разряда философских. Да и почти что все разночтения в разряд философских уходят, почти что все.

Катя: Даже споры про то, надо ли отмывать пятнышки на стенах [смеётся].

Витя: Да. Мне кажется, это единственное, о чем стоит на самом деле по-настоящему серьёзно разговаривать. Ну, то есть, поэтому и всё переходит в философию. Ты познаёшь человека через споры про пятнышки, через разницу в политических взглядах, религиозных взглядах, через разницу вообще. И через терпение: например, Кате всё время холодно, а мне не хватает воздуха. Поэтому она надевает носки, а я приоткрываю окно, чтобы ветер свежий шёл. И так далее. То есть, это компромисс во всём, компромисс как возможность дальнейшего развития общения и существования. Потому что, если закрываешь окно, то ты закрываешь и возможность.

Витя: Я лично, допустим, очень долго в своей жизни искал человека, с которым можно как раз воспринимать жизнь как некий познанческий эксперимент. То есть, мне интересно через неё и себя узнавать, и мир. Ну, то есть, какое-то время я пробовал делать это с кем-то другим, пробовал это делать один. Когда ты делаешь это один, ты вроде бы и в гармонии с самим собой, но широта взгляда очень сужается. А с этим человеком я могу увидеть больше, прочувствовать больше. Это как ещё одни глаза, ещё один мозг.
Ещё одно сознание, к которому ты имеешь хоть иногда некий доступ. То есть, я не претендую на то, что полностью знаю Катю, на все сто процентов. И более того, не особо хочу. Не хочу полностью её познать, доковыряться до каждой там мысли, которую она думает. Я понимаю, что человек остаётся человеком. Счастье — хотя бы на 60% понимать человека. Но вот прикинь, у тебя вот есть один свой целый мозг, и тут ещё тебе — раз! — и ещё 40% тебе прилетает дополнительно. Так ведь прикольно жить!

Катя: Ну да, и то, что мы готовы друг друга принимать. Это, наверное, фундаментальный момент. То есть, то, что мы не во всех вещах сходимся, иногда не понимаем друг друга — это же интересно, чёрт возьми! Мне вот за год, наверное, никогда не было скучно с этим человеком. Вообще ни разу. И не возникает ощущения какой-то исчерпанности темы, что ли.

И ещё есть какая-то очень ощущенческая штука. Я действительно не замечаю времени. Да, сейчас пойдет романтическое женское вот это вот всё. [Смеётся]. В общем, время очень интересно ощущается. Вот знаешь, год за два. То есть, оно растягивается, оно вроде летит незаметно, но при этом настолько потрясающе насыщается и растягивается… Мы можем ничего не делать, мы можем даже не говорить при этом, но я буду ощущать наполненность времени, пространства и меня.